А.Н.Островский (1823 — 1886) — выдающийся русский драматург.
12 апреля 2023 г. — 200 лет со дня его рождения.
Комедия в трёх действиях Александра Островского, написанная в 1852 году впервые была опубликована в журнале «Москвитянин» за 1853 год и в том же году вышла отдельной книжкой.
6 октября 1852 года М. П. Погодин отметил в своем дневнике, что «прослушал» комедию в чтении самого драматурга, а 19 ноября Островский уведомлял Погодина, что «новая пиэса» уже отправлена в театральную цензуру.
Премьера пьесы «Не в свои сани не садись»( 1852 ) состоялась 14 января 1853 в Малом театре, в бенефис актрисы Л. П. Косицкой-Никулиной (роль Русакова исполнял Садовский); затем в Петербурге, на сцене Александринского театра, — 19 февраля 1853 г. В «Автобиографической заметке»[1] Островский писал: «Мои пьесы долго не появлялись на сцене. В бенефис Л. П. Косицкой, 14 января 1853 г. я испытал первые авторские тревоги и первый успех. Шла моя комедия „Не в свои сани не садись“, она первая из всех моих пьес удостоилась попасть на театральные подмостки».
Об этой первой постановке комедии «Не в свои сани не садись» писатель И. Ф. Горбунов рассказывал:
Комедия «Не в свои сани не садись» была первым произведением Островского, увидевшим свет рампы, и спектакль превратился в событие исключительного художественного значения.
Посреди глубокой тишины публика прослушала первый акт и восторженно, по нескольку раз, вызывала исполнителей. В коридорах, в фойе, в буфете пошли толки о пьесе. Восторгу не было конца! Во втором акте, когда Бородкин поёт песню, а Дунюшка останавливает его:
— Не пой ты, не терзай мою душу, — а тот отвечает ей:
— Помни, Дуня, как любит тебя Ваня Бородкин… — театр зашумел, раздались аплодисменты, в ложах и креслах замелькали платки.
Письмо А.Н. Островского П. М. САДОВСКОМУ, С. С. КОШЕВЕРОВУ
27 июня 1860 г. Одесса.
Любезнейшие друзья, Пров Михайлович и Сергей Семенович!
Живу теперь в Одессе пыльной,
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит по улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин
И грек, и молдаван тяжелый,
И сын Египетской земли,
Корсар в отставке…»
Так писал Пушкин слишком 30 лет тому назад. Одесса и теперь та же. Но об Одессе после, прежде расскажу вам всю нашу дорогу по порядку. В Тулу мы приехали на другой день поутру и отдыхали целые сутки. О Туле много распространяться нечего, вы ее знаете. Ефремов жалости подобен, хотя стоит довольно красиво.
Первый город, который произвел на нас сильное впечатление — это Елец; тут мы от души пожалели, что наши живописцы пренебрегают такими местностями. С Ельца можно снять много хороших видов, и каждый проезжий с удовольствием купил бы их на память.
За Ельцом ни Дол, ни Задонск не представляют ничего любопытного. За Тулой начинается чернозем, и для нас, северных жителей, очень странно видеть поля и дорогу точно облитые чернилами; но еще страннее пыль, которая имеет цвет сажи. Между Тулой и Ефремовым нам попался очень веселый ямщик, Матвей Семенович Раззореный, который водку называл гарью, шкалик — коробочкой, и на мои вопрос, жива ли у него жена, отвечал: «Да зачем же ей умирать-то, чудак! Она еще ума не прожила».
Под Воронежем растительность заметно изменяется, а в самом Воронеже мы были поражены роскошною зеленью кленов и пирамидальными тополями. Приняли нас там с распростертыми объятиями. Нашлось много знакомых: Кулебякин с женой, Владимиров с женой, Востоков с мнимой женой, Милославский, г-жа Гец, Люция Шмитгоф (пальчики оближешь). А Евелина умирает в Пензе в сильной чахотке. Там я познакомился с Мочаловой (которая хотя состарилась, но еще играет молодых и держит при себе молодого человека для яко бы), с Крыловой (дура, но хорошенькая), с Розановой (совсем красавица). Мартынов играл три спектакля пополам с дирекцией и взял около 800 руб.; принимали отлично. Но лучше всего в Воронеже губернатор, он же и главный директор театра. Граф Толстой, человек он очень добрый и с оттенком славянофильства; кроме моих пьес, ничего не смотрит, знает их наизусть и поправляет актеров, когда те соврут. Он сейчас же с нами познакомился в театре, попросил нас пообедать с ним запросто в трактире и задал великолепный обед в гостинице Покатилова (самая лучшая гостиница, недавно открытая). В той же гостинице актеры и актрисы сделали для нас прощальный ужин, и на другой день все нас проводили за заставу, где выпили полдюжины шампанского (уж нашего), расцеловались и распростились. Воронеж нам очень понравился, такого миленького, чистенького города я не видывал! Мы так провели там восемь дней, что выезжать не хотелось, особенно мне. Долго я буду помнить о Воронеже! Познакомился я с Никитиным, он очень дельный и милый, но болезненный господин. От Воронежа до Харькова дорога идет через Курскую губернию живописнейшими местами. Деревни и села расположены или в лощинах, или по склонам высоких гор и, в полном смысле слова, тонут в густых садах, хаты и самые бедные хатки тщательно выбелены. Города тоже живописны (Нижнедевицк, Старый Оскол, Белгород). Живописнее всех стоит город Короча; по крутому спуску он сбегает в глубокую лощину, сплошь покрытую садами, со всех сторон его окружают высокие меловые горы. Женщины отличаются красотой и самым живописным костюмом, начиная от Воронежа и до Белгорода. В Харьков мы приехали 30-го мая в полдень, на улице встретили Турбина, который и влез к нам в тарантас. Вечером были в театре, где в этот день давали «Бедность не порок». Мы сидели в закрытой директорской ложе; но, благодаря Турбину, вся публика знала о нашем присутствии, и по окончании пьесы я должен был из своей ложи при громе рукоплесканий раскланиваться с публикой. В Харькове мы встретили Живокини и Владислав-лева, которые дают литературные вечера. Здесь мы в первый раз увидали белую акацию, которая растет не кустами, а большими деревьями, мы ее застали в полном цвету — благоухание неописанное! Из Харькова мы выехали на другой день утром и ввалились в самую центру Малороссии. Что за народ хохлы! Просто прелесть! Я с каждым ямщиком пускался в разговоры, и им, видимо, нравилось, что я говорю по-ихнему. Вот вам несколько фраз, которые я запомнил. На мой вопрос, каков у него пан, ямщик отвечал: «Такий шарлатан, що бида!» Другой кричал встречному чумаку: «Зачепи, сукину сыну, так я тебе вбью!» (Зацепи, сукин сын, так я тебя убью!) Одному плохо взвозжали лошадей: «Нехай вас лихорадка або короста возьме, прохвистив!» (Пусть вас лихорадка или короста возьмет, прохвостов!) В Полтаве виделся с братом Сергеем, он вам кланяется. Мы проехали Малороссию насквозь, она кончается Кременчугом, далее пойдут новороссийские степи, аисты, ковыль, трава, жиды и проч. О Малороссии и Новороссии я расскажу вам по приезде, для этого нужно исписать целую книгу. В Одессу мы приехали в субботу 4 июня во 2-м часу утра. Александр Евстафьевич стал играть с середы и был принят великолепно. Живем мы в лучшей гостинице (Donatti), на самом бульваре. С бульвара к морю ведет единственная в своем роде лестница, она разделена на 10 уступов по 20 ступенек каждый. Кажется, 200 ступеней, а входишь легко. Я каждый день утром купаюсь в море, а вечером гуляю на бульваре, где всегда увидишь несколько матросов разных наций в разнообразных и живописных костюмах. Красивее всех турки, хороши также старые греки, в больших красных колпаках с четками в руках. А какие стройные и красивые женщины гуляют по этому бульвару; и повсюду слышен благородный итальянский язык. В полдень здесь жара страшная (впрочем я 22 июня простыл); но зато в 6 часов уж жар кончается и начинается восхитительный вечер. Здесь кроме бульвара, есть два сада и несколько загородных гуляньев, в которых играет музыка. В садах есть хорошие трактиры на европейскую ногу, а содержат их, разумеется ярославцы. Здесь знакомство у нас небольшое: только профессора лицея, редакторы «Одесского вестника» и семейство Вейнбергов. Недавно моряки нам давали обед на море, на пароходе «Эльбрус», который только что вернулся из Франции. Александр Евстафьевич взял отличный бенефис, и публика поднесла ему различные подарки. Обо всем этом вы, вероятно, скоро прочтете в газетах, если уж не прочли. Если бы Одесский театр был вдвое больше, и то был бы всегда полон в представления Мартынова, а теперь продаются места даже в оркестре, а ложами чередуются. Неделю мы пробудем еще в Одессе, а потом едем в Крым. Из Крыма я вам пришлю подробный отчет о плавании и о своих впечатлениях. Мы объедем на пароходе почти весь Крым и будем останавливаться в Евпатории и в Севастополе. В половине августа мы надеемся быть в Москве.
Теперь дело касается Вас, Пров Михайлович. Здесь преобразуют драматическую труппу и потому хотят пригласить несколько новых актеров и, во-первых, Вашего племянника (по моему указанию). Если Миша согласится, то пишите ответ и об условиях: Его высокородию (статский советник) Александру Васильевичу Самойлову в Одессу. По получении Вашего ответа сейчас же будут высланы прогоны. Сюда приехал Чернышев и навязывается играть, несмотря на то, что скоро начинают итальянцы.
До свидания! Поклонитесь, если увидите, Ивану Егоровичу, Борису и проч. Александр Евстафьевич кланяется.
Душевно преданный вам А. Островский.
Начал письмо 27, а кончил 29 вечером.
«Уж поздно. Тихо спит Одесса;
И бездыханна и тепла
Немая ночь. Луна взошла.
Прозрачно — легкая завеса
Объемлет небо. Все молчит,
Лишь море Черное шумит».
Источник: http://ostrovskiy.lit-info.ru/ostrovskiy/letters/letter-120.htm
Биография писателя.
А.Н.Островский родился 31 марта (12 апреля) 1823 года в Замоскворечье, вблизи центра Москвы, на Малой Ордынке. Отец его, Николай Фёдорович, был сыном священника, сам окончил Костромскую семинарию, затем Московскую духовную академию, однако стал практиковать как судебный стряпчий, занимаясь имущественными и коммерческими делами; дослужился до чина коллежского асессора, а в 1839 году получил дворянство. Мать, Любовь Ивановна Саввина, дочь пономаря и просвирни, умерла, когда Александру не исполнилось ещё девяти лет. В семье было четверо детей (и ещё четверо умерли во младенчестве). Младший брат — государственный деятель М. Н. Островский. Благодаря положению Николая Фёдоровича, семья жила в достатке; уделялось большое внимание учёбе детей, получавших домашнее образование. Через пять лет, после смерти матери Александра, отец женился на баронессе Эмили Андреевне фон Тессин, дочери шведского дворянина. С мачехой детям повезло — она окружила их заботой и продолжила заниматься их обучением.
Детство и часть юности Островского прошли в центре Замоскворечья. Благодаря большой библиотеке отца он рано познакомился с русской литературой и почувствовал склонность к писательству, но отец хотел сделать из него юриста. В 1835 году Островский поступил в третий класс Первой Московской губернской гимназии, по окончании которой в 1840 году по желанию отца поступил на юридический факультет Московского университета. Окончить университетский курс ему не удалось: не сдав экзамен по римскому праву, в 1843 году Островский написал заявление об уходе. Отец определил его на службу канцеляристом в Совестный суд и до 1850 года будущий драматург служил в московских судах. Первое его жалование составляло 4 рубля в месяц, после перевода в Коммерческий суд в 1845 году оно возросло до 16 рублей. В Коммерческом суде Островский сталкивался с промышлявшими торговлей крестьянами, мещанами, купцами, мелким дворянством; судили «по совести» братьев и сестёр, спорящих о наследстве, несостоятельных должников.
К 1846 году Островским уже было написано много сцен из купеческого быта и задумана комедия «Несостоятельный должник» (впоследствии — «Свои люди — сочтёмся!»). Первая публикация — небольшая пьеса «Картина семейной жизни» и очерк «Записки замоскворецкого жителя» в одном из номеров «Московского городского листка» в 1847 году. После чтения Островским пьесы у себя дома 14 февраля 1847 года профессор Московского университета С. П. Шевырёв торжественно поздравил собравшихся с «появлением нового драматического светила в русской литературе».
Литературную известность Островскому принесла комедия «Свои люди — сочтёмся!», опубликованная в 1850 году в журнале университетского профессора М. П. Погодина «Москвитянин». Под текстом значилось: «А. О.» и «Д. Г.» Под вторыми инициалами скрывался Дмитрий Горев-Тарасенков, провинциальный актёр, предложивший Островскому сотрудничество, которое не пошло дальше одной сцены, а в 1856 году дало недоброжелателям Островского повод обвинить его в плагиате. Однако пьеса вызвала одобрительные отклики Н. В. Гоголя, И. А. Гончарова. Влиятельное московское купечество, обиженное за своё сословие, пожаловалось «начальству»; в результате комедия была запрещена к постановке, а автор уволен со службы и отдан под надзор полиции по личному распоряжению Николая I. Надзор был снят после воцарения Александра II, а пьеса допущена к постановке только в 1861 году.
Первая пьеса Островского, которой посчастливилось попасть на театральные подмостки, — «Не в свои сани не садись» (закончена в 1852 г.), впервые поставленная в Москве на сцене Малого театра 14 января 1853 г.
Более тридцати лет, начиная с 1853 года, новые пьесы Островского почти каждый сезон появлялись в московском Малом и петербургском Александринском театрах. С 1856 года Островский становится постоянным сотрудником журнала «Современник». В том же году в соответствии с пожеланием великого князя Константина Николаевича состоялась командировка выдающихся литераторов для изучения и описания различных местностей России в промышленном и бытовом отношениях. Островский взял на себя изучение Волги от верховьев до Нижнего Новгорода.
В 1859 году при содействии графа Г. А. Кушелева-Безбородко было напечатано первое собрание сочинений Островского в двух томах. Благодаря этому изданию Островский удостоился блестящей оценки Н. А. Добролюбова, которая закрепила за ним славу изобразителя «тёмного царства». В 1860 году в печати появилась «Гроза», которой Добролюбов посвятил статью «Луч света в тёмном царстве». Со второй половины 1870-х годов Островский занялся историей Смутного времени и вступил в переписку с Н. И. Костомаровым. Плодом работы стали пять «исторических хроник в стихах»: «Кузьма Захарьич Минин-Сухорук», «Василиса Мелентьева», «Дмитрий-Самозванец и Василий Шуйский» и др.
В 1863 году Островский был награждён Уваровской премией (за пьесу «Гроза») и избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук.
В 1866 году (по другим сведениям — в 1865) Островский основал Артистический кружок, давший впоследствии московской сцене многих талантливых деятелей. В доме Островского бывали И. А. Гончаров, Д. В. Григорович, И. С. Тургенев, А. Ф. Писемский, Ф. М. Достоевский, И. Е. Турчанинов, П. М. Садовский, Л. П. Косицкая-Никулина, М. Е. Салтыков-Щедрин, Л. Н. Толстой, П. И. Чайковский, М. Н. Ермолова, Г. Н. Федотова.
В 1874 году было образовано Общество русских драматических писателей и оперных композиторов, бессменным председателем которого Островский оставался до самой смерти. Работая в комиссии «для пересмотра законоположений по всем частям театрального управления», учреждённой в 1881 году при дирекции Императорских театров Российской империи, он добился многих преобразований, значительно улучшивших положение артистов. В 1885 году Островский был назначен заведующим репертуарной частью московских театров и начальником театрального училища.
Несмотря на то, что его пьесы делали хорошие сборы и что в 1883 году император Александр III пожаловал ему ежегодную пенсию в три тысячи рублей, денежные проблемы не оставляли Островского до последних дней его жизни. Здоровье не отвечало тем планам, какие он ставил перед собой. Усиленная работа истощила организм.
Скончался Островский 2 (14) июня 1886 года в своём костромском имении Щелыково от болезни сердца. Последней его работой стал перевод «Антония и Клеопатры» Уильяма Шекспира — любимого драматурга Александра Николаевича. Писателя похоронили рядом с отцом на церковном кладбище у Храма во имя Святителя Николая Чудотворца в селе Николо-Бережки Костромской губернии. На погребение Александр III пожаловал из сумм кабинета 3000 рублей; вдове, нераздельно с двумя детьми, была назначена пенсия в 3000 рублей, а на воспитание трёх сыновей и дочери — 2400 рублей в год. Впоследствии в семейном некрополе были захоронены вдова писателя М. В. Островская, актриса Малого театра, и дочь М. А. Шателен[5].
После смерти драматурга Московская дума устроила в Москве читальню имени А. Н. Островского.